Судей у нас только ленивый не обвиняет в продажности, и никто не сомневается в необходимости "проходящей" сейчас судебной реформы. Но мало кто знает, что самую радикальную “реформу” провел в свое время Никита Хрущев — в течение недели по указу генсека была арестована вся верхушка судебной власти, несколько сот человек. О деле советских судебных работников, погоревших на взятках, еще никогда не писали в прессе. Даже сегодня его прячут от посторонних глаз в архивах Верховного суда...
Взятки не брали после этого 20 лет! Вернемся к сегодня...
Кущевская, Манежная, Евсюков... Звенья одной цепи - недоверия к милиции,прокуратуре, судам и власти.
Процитирую комментарий в одном из блогов:
"Я считаю, что люди не верят в честные расследования, в честный суд. Нет уверенности в объективности и правильности рассмотрения инцидентов. Недоверие и неверие. Все остальное - вторично. Если бы каждый - неважно кто - не оставался бы безнаказанным за стрельбу, драку, разбой, но в отношении каждого проводилось бы честное расследование и честный суд - не было бы такой социальной напряженности."
Две крайности: заказные дела, которые расследуются несмотря ни на что. И дела какие не расследуются вовсе. http://n-u-d-e.us/?p=922 Как поучал меня наш бывший следователь, а теперь прокурор Чернышов С.В., можно усмотреть состав, а можно и не усмотреть... Как мы с женой оказались в СИЗО № 1 г. Волгограда подробно расписано в наших блогах, а вот как проходили выборы президента РФ в СИЗО № 1 я еще не писал...
На воле я на выборы никогда не ходил, но в СИЗО такой альтернативы не было. О выборах и кого надо выбирать нам начали говорить еще за пару недель. На утренних пересчетах, кто нибудь как бы невзначай переспрашивал, знаете кого надо выбирать, такое ненавязчивое зомбирование. Начальник СИЗО № 1 г. Волгограда Нещерет спрашивал об этом и лично у меня. " Галицын, альтернативы нет..." Как то именно по моему поведению было понятно, что голосовать я не хочу и если придется голосовать, то голосовать за Медведева я не хочу! Опера обозначали более конкретно,за отказ карцер, лишение всей камеры телевизора или радио. У нас было только радио настроенное на "Эхо Москвы". Мне было очень стыдно, но я проголосовал как надо, как от меня требовали. Еще был вариант, получить дубинкой по пяткам в то время. И заглядывающий мне под руку опер Вася мне эту альтернативы прошептал на ухо. На женском корпусе, по рассказам Ирины, моей жены было еще более обостренно. Карцер после выборов был переполнен, даже очередь образовалась на несколько дней вперед. Так что минус 2 голоса, меня и моей жены посчитайте. Мы проголосовали под угрозой пыток. Это мог быть карцер, резиновая комната, где проводились избиения, перевод в "плохую камеру" - арсенал достаточно богатый. Как я потом узнал, это происходило не только в СИЗО...
Потом как то даже было неудобно, чего упрямился, не хотел выбирать, вот человек амнистию обещает, борется с коррупцией... Амнистия 2010 года – мыльный пузырь http://n-u-d-e.us/?p=808 Так же было с судебной реформой, улучшением медицинского обслуживания и прочей "пургой"... Я не нахожу других слов!
http://www.mk.ru/social/interview/2010/12/09/551004-myi-ne-brali-vzyatki-s-ubiyts-i-nasilnikov.html
"
“Мы не брали взятки с убийц и насильников”
материал: Дарья Федотова
Московский Комсомолец № 25521 от 10 декабря 2010 г.
О секретной чистке в советских судах “МК” рассказала единственная оставшаяся в живых свидетельница
Судей у нас только ленивый не обвиняет в продажности, и никто не сомневается в необходимости проходящей сейчас судебной реформы. Но мало кто знает, что самую радикальную “реформу” провел в свое время Никита Хрущев — в течение недели по указу генсека была арестована вся верхушка судебной власти, несколько сот человек. О деле советских судебных работников, погоревших на взятках, еще никогда не писали в прессе. Даже сегодня его прячут от посторонних глаз в архивах Верховного суда.
— Если вам скажут, что взяток в советское время не брали, не верьте. Давали, и мы их нагло брали, — рассказала “МК” 85-летняя Нина Дмитриевна Луковцева, бывший судебный секретарь Дзержинского районного суда Москвы, отсидевшая по этому делу свои 3,5 года.
Она — единственная оставшаяся в живых из фигурантов громкого процесса — согласилась рассказать “МК” о том, как и какие суммы брали коррумпированные советские судьи, как проходили аресты и следствие по “делу века”. И о том, чем по ее мнению, нынешние судьи-мздоимцы отличаются от советских.
<В советских судах не было мантий у судей, клеток и наручников для подсудимых. фото: РИА Новости http://www.mk.ru/upload/iblock_mk/475/b5/05/99/DETAIL_PICTURE_551004.jpg >
“В районный суд я попала из роддома”
— Помните свою первую взятку? — начинаю наш разговор с бывшим секретарем Дзержинского районного суда.
— Конечно, помню. Мы тогда совсем обнаглели, брали тысячами, — даже не поведя бровью, с присущим советской интеллигенции достоинством отвечает моя собеседница. И плавно переводит разговор в другое русло, погружаясь в 50-е годы, когда она впервые перешагнула порог московского районного суда.
— На следующий день после своего выпускного в 1941 году меня отправили на курсы медсестер. Но на фронт я не попала, меня отправили работать в роддом. Потом в Институт им. Сербского. Там у меня была чисто бумажная работа — я заполняла карточки в отделе кадров. А в суде я оказалась совершенно случайно… благодаря своему почерку, — рассказывает Нина Дмитриевна.
Было это так. В психиатрическую больницу однажды наведался районный судья Иван Орлов. Он попросил сотрудниц больницы разыскать потерявшееся дело одного из подсудимых, которого здесь в свое время проверяли на вменяемость. Совершенно случайно он увидел, как молодая работница Нина заполняет карточки. Он смотрел и не мог насмотреться — такого красивого, прямо каллиграфического подчерка он еще никогда не видел.
— Нина, приходи работать ко мне в Дзержинский суд судебным секретарем, — не растерялся Орлов.
Нина тоже не растерялась. Рутинное заполнение карточек в отделе кадров уже порядком надоело. А работа в суде казалась необычной. Уже через неделю 18-летняя Нина приступила к обязанностям судебного секретаря. Потом были юридическая школа, институт марксизма-ленинизма… А на первых порах вполне хватало общих знаний, врожденной грамотности, каллиграфического почерка и отличной памяти.
<Нина Луковцева — в 26 лет. http://www.mk.ru/upload/article_images/55/1c/b2/495_3871.jpg >
Дело “Черной кошки”
— Недавно ко мне приезжали телевизионщики. Снимали документальный фильм. Притащили судейскую мантию, наручники, — рассказывает Нина Дмитриевна. — Мне пришлось их разочаровать — говорю: ребята, ну не было в те времена ни мантий, ни клеток, ни наручников. Судьи в процессе сидели в ветхих, потрепанных пиджаках. Кругом голод — какие наряды? Наручники на подсудимых никогда не надевали, да и вместо клеток была стойка, за которой они выстраивались. Время было другое — жесткая дисциплина. О побеге даже подумать было страшно.
Действительно, и время, и дела были особенные. К примеру, что такое заказное убийство, не знал ни один советский судья. Вообще, за убийства судили крайне редко. Давали всего десять лет... Зато самая распространенная статья — “хищение госимущества”. За нее на нары отправляли на 25 лет. Но в отличие от убийц на этих подсудимых всегда было жалко смотреть.
“Нина, беги в конвойную, веди подсудимого, будем сажать! За занятие запрещенным промыслом”, — получила свое первое задание Нина Луковцева. “Фальшивомонетчик, что ли?” — наивно спросила молодая работница. Оказалось, что портной просто сшил на заказ штаны.
— Выхожу из зала, на лавочке сидит старый еврей. Худой, прямо просвечивается. У меня сердце сжалось. В итоге он получил два года за то, что за рублей десять сшил брюки. Это, как сейчас бы сказали, было незаконным предпринимательством, а оно каралось законом, — рассказывает бывший секретарь советского суда.
— Никогда не забуду процесса над двумя сиротами. Брат с сестрой от голода и безысходности украли ящик макарон. Обоим по десятке… Судья Орлов — благородный был человек, тем, у кого не было ходок, всегда старался снизить наказание. Но мы ничего не могли сделать: 10 лет — это минимум.
Помнит Нина Дмитриевна и процесс над легендарной “Черной кошкой” — бандой, долгое время державшей в страхе всю Москву.
— При мне в Дзержинском суде судили банду Юзека — так она называлась. Она потом стала прототипом банды в фильме “Место встречи изменить нельзя”. У нас проходили только шесть человек. Остальных судил Мосгорсуд. Помню, что главаря Юзефовича долго не могли поймать, потому что его никто не сдавал — такой был авторитет. Кстати, у настоящего Юзека горб был не на спине, а на груди. Перед тем как идти на дело, бандиты просили у Юзека разрешения “подержаться за горб на удачу”.
Кстати, после того как судья Орлов умер, вся бандитская Марьина Роща пришла с ним прощаться. Это значило, говорит Нина Дмитриевна, что судью действительно уважали — за справедливость.
— У меня была хорошая школа. Судья Орлов был человеком старой закалки. Хоть и малограмотный, но с обостренным чувством справедливости. После него у меня были совсем другие учителя, — вспоминает Луковцева.
“Взятки брали в открытую”
— Если вам скажут, что в советские времена взяток не брали, — не верьте. Давали, и мы их брали, — говорит Нина Дмитриевна. — Правда, у советских судебных работников, в отличие от современных, была своя этика…
Этика заключалась в том, чтобы не брать деньги с убийц, насильников, карманников… Скостить срок могли только “хозяйственникам”, сейчас их называли бы бизнесменами. Брали от тысячи до 20 тысяч рублей. Средняя взятка колебалась от трех до шести тысяч. Советский судья получал 120 рублей, и “левые” деньги казались баснословными.
— Это уже после нашего процесса опомнились, и всем судьям повысили зарплаты. А до этого кто как мог выкручивался, чтобы содержать свои семьи. У меня на тот момент было уже четверо детей, и их надо было кормить, — рассказывает женщина.
Районный Дзержинский суд работал в тесной связке с городским судом, областным судом, прокуратурой, адвокатами. В каждом ведомстве были свои люди, и даже целые семейные кланы.
— Моя сестра Ирина, к примеру, работала в Минюсте, ее муж Борис Столярчук помощником московского прокурора. По-моему, прекрасная семейная преступная группировка… Кстати, свою первую взятку я получила с помощью этого самого Столярчука, — рассказывает Нина Дмитриевна.
Произошло это после нескольких лет работы в суде, в 1950-х. На скамье подсудимых оказался директор магазина Клейнберг.
— На меня через общих знакомых вышла его “подруга сердца”. После нашего разговора понимаю, что за помощь щедро отблагодарят. Я звоню мужу сестры — Боре Столярчуку. Он в свою очередь звонит зампредседателю Мосгорсуда Вере Ивановой. Следует такой ответ: “Пусть судят. На кассации в Мосгорсуде его 25 лет заменим на три года”, — рассказывает Луковцева.
Три года вместо 25 стоили директору магазина 20 тысяч рублей. А Нина Дмитриевна получила свои первые две тысячи.
После этого женщина на протяжении более десяти лет совмещала работу судебного секретаря с работой посредника. Деньги, как правило, передавались у кого-нибудь дома — то Борис Столярчук привезет целковые, то Нина Луковцева отвезет шурину выручку.
— Каждую взятку потом обмывали в ресторане — бутылка водки на всю большую компанию и какие-нибудь манты. Иногда, когда все рестораны были закрыты, просто пили кофе. Пьянок никогда не было, — вспоминает Луковцева.
Аппетиты у судебных работников росли с каждым годом. Если сначала взятки брали с опаской, не пренебрегая конспирацией, то потом, как говорит сама Луковцева, “обнаглели”.
— Ничего не боялись. Брали в открытую. Чуть ли не во дворе суда. Нам даже предлагали дать объявление в газете: “облегчаем участь за вознаграждение”. Когда начались аресты, я даже не пыталась избежать ответственности. Потому что мы это заслужили, — говорит Луковцева.
<Нина Луковцева — сейчас (на фото вторая слева). http://www.mk.ru/upload/article_images/d3/5b/05/495_3872.jpg >
“Судей арестовывали прямо в судах”
Все началось с внезапного исчезновения летом 1960 года помощника прокурора Москвы Бориса Столярчука. Сначала никто не придал этому большого значения. Все знали, что этот мужчина с голливудской внешностью пользовался особым успехом у женщин. Когда спустя неделю все спохватились и стали обзванивать его любовниц, Столярчук в прокуратуре уже дописывал признательные показания, которые у него растянулись на 500 страниц.
— Потом выяснилось, что Борю взяли прямо в постели у его последней любовницы. Кстати, где его искать, следакам подсказала другая его пассия (в его записной книжке значилось 102 “дамы сердца”). Его арестовали, и он, даже не раздумывая, стал всех сдавать, — рассказывает Нина Дмитриевна.
В течение недели были арестованы сотни судебных работников, за компанию пошли прокуроры, адвокаты, сотрудники правоохранительных органов.
— Одного сняли прямо с поезда — он возвращался после отпуска домой. Многих судей задерживали среди процессов. Они выходили в совещательные комнаты и больше не возвращались. Представляете изумление подсудимых? — улыбается Луковцева.
Судебного секретаря, 35-летнюю Луковцеву, задержали на Пушкинской площади, где очередной клиент передавал ей деньги.
— Я собиралась спуститься в метро, когда ко мне подошел молодой человек и вежливо пригласил сесть в машину. Ничего не объясняя, повезли в Московское управление уголовного розыска, — вспоминает женщина.
— Сама будешь писать? — спросил уже кабинете у Луковцевой легендарный начальник МУРа Иван Парфентьев.
— Сама, — ответила она.
“Преступную группировку из нас не сделали”
В присутствии Парфентьева Луковцева описала все свои эпизоды. О своих коллегах она ничего не говорила. Несмотря на эту дерзость, следователи пошли навстречу Луковцевой. Зная, что дома ее ждут четверо детей, младшему из которых было всего два года, ее в тот же вечер отпустили под подписку. Кстати, она была единственной, кто вернулся домой.
— Дело расследовала группа следователей из Генпрокуратуры и КГБ, оперативной работой занимался МУР. Кстати, я не единственная свидетельница этого процесса. Жив еще один очевидец — тогда еще капитан Эдуард Айрапетов. Парфентьев назначил его ответственным по оперативной работе. Сейчас он почему-то старательно делает вид, что забыл дело судебных работников. Теперь он генерал, глава общественной организации, — говорит Нина Дмитриевна.
Был еще один сотрудник госбезопасности, которого Луковцева хорошо запомнила.
— Я по какой-то причине немного опоздала на допрос. Гэбист Григорьев стал на меня орать, мол, изменю меру пресечения, посажу! Я тут же придумала для него пакость. На допросе с ходу сочинила эпизод. Это была какая-то любовная история, кто-то кого-то пытался спасти от тюрьмы. Я же прекрасно понимала, что ему придется этот эпизод расследовать…Ох, и помучился он!
Во время следствия Луковцева, единственная из всей братии выпущенная под подписку, попала на прием к самому генпрокурору Роману Руденко.
— Совершенно неожиданно после допроса меня повели коридорами. Приводят, я смотрю на табличку и чуть не падаю в обморок — там написано “генпрокурор”.
— Как так докатились до такой жизни? — спросил Руденко, как только Луковцева показалась в кабинете.
Недолго думая, она выдала крутившийся в голове ответ:
— Пока судьи сидят с драными рукавами, взятки будут брать, товарищ генпрокурор.
— А при чем тут рукава? — растерялся Руденко.
— Знаете ли, судьи постоянно листают материалы дела. И манжеты быстро стираются. Выходить к людям ободранным стыдно, а позволить себе новый костюм на зарплату они не могут, — спокойно разъяснила Луковцева.
На этом аудиенция у генпрокурора закончилась.
Стоит отметить, что следственной группе с арестантами — лучшими юристами Москвы — было нелегко.
— Очень хотели нам приклеить “организованную преступную группировку”. А это уже совершенно другая статья. Но, как из кожи вон ни лезли, ничего не получалось — выходили только взяточники–одиночки. Помню, как меня заставляли написать, что не только организация существовала, но при ней была касса взаимопомощи — “общак”. Так обрабатывали каждого, — рассказывает бывший судебный работник.
К примеру, вспоминает женщина, признаний пытались добиться обычным шантажом. В отместку за молчание следаки грозили рассказать супругам и детям арестованных, о якобы существовавших любовниках.
— Следствие продолжало копать, чтобы в угоду амбициям Никиты Сергеевича Хрущева нарыть преступную группировку с кассой взаимопомощи, круговой порукой… Наконец следователи поняли, что не будет того, что обещали генсеку. Но ему и этого хватило. Через два года дела стали поступать в Верховный суд.
<По указанию Никиты Хрущева за взятки сняли всю верхушку судебной системы. Фото: ИТАР-ТАСС http://www.mk.ru/upload/article_images/db/34/6c/495_3873.jpg >
Процесс века
Судили партиями. Всего набралось около 20 групп. В каждой примерно по 20 человек.
— Когда приехали на первое заседание в ВС, я даже растерялась. Такого количества военных я ни разу не видела. Правда, уже второе заседание прошло без показной армии “конвоиров”, — вспоминает Нина Дмитриевна.
Компания подобралась достойная — Луковцеву судили вместе с зампредседателя горсуда, прокурором Калининского района, начальником следственного отдела Дзержинского района, взяткодателями… Во время заседания никто не паниковал, не бился в истериках. Все прекрасно понимали, что обречены.
— Поэтому процесс проходил весело. На процессе мы придумывали друг про друга стишки, подшучивали. И даже хулиганили: через Машку, моего пятого только-только родившегося ребенка, мы передавали “контрабанды”.
Нужно пояснить, что, пока велось следствие, Луковцева успела родить пятого ребенка. Во время процесса с новорожденной она сидела в больнице СИЗО “Матросская Тишина”. Перед заседаниями она отдавала дочь мужу. А к концу заседания, перед тем как снова отправиться за решетку, забирала ребенка.
— Пока шло заседание, муж дома пеленал Машу — из пеленок каждый раз сыпались записки от арестантов. Потом в Машу закладывались новые письма. А однажды под Новый год муж налил в детскую бутылочку вместо обычного Машиного чая коньяк. Так мы с сокамерницей отметили праздник, — вспоминает Луковцева.
На заседания возили каждый день. Мздоимцев судили с утра до вечера. В таком режиме пролетели два месяца. В итоге женщинам дали от трех до пяти, мужчинам до 10 лет. Были и два расстрела.
— В советские времена такого явления, как сращивание правоохранительных органов с криминалом, не было. Впервые об этом заговорили на нашем процессе. В одной из групп судили двух сотрудников особой инспекции милиции (аналог службы собственной безопасности. — Ред.) — полковника Толю Дворяткина и подполковника Колю Гаврикова. Их расстреляли за то, что они крышевали цеховиков, — вспоминает Нина Дмитриевна.
Саму Луковцеву с четырехмесячной дочерью сначала отправили в “Матросскую Тишину”. Потом понеслось — Куйбышевский лагерь, Лефортово, Бутырка, женская колония в Головино. Луковцева вместе с дочкой честно отсидела свои 3,5 года.
Как ни странно, но после отсидки Нина Дмитриевна, как и многие другие осужденные тогда служители Фемиды, вернулась к своей прежней работе. В отделе жалоб Перовского районного суда она работала вплоть до 1981 года.
По ее словам, после показательного процесса взяток не брали в течение 20 лет. И был создан комитет партийного контроля. Но когда о “деле судебных работников” подзабыли, система была налажена вновь.
<Так Нина Луковцева выглядела, уже находясь в женской колонии. http://www.mk.ru/upload/article_images/2e/d8/0f/495_3874.jpg >
* * *
— Взятки были и будут. Глупо отрицать, что в советские времена их не давали. Но тогда были смешные суммы. Мы, советские взяточники, по сравнению с современными — просто дети. У нас ведь даже была своя этика — брать деньги только с определенного круга лиц. И притом что нам давали взятки, сама судебная система работала железно — дела никто не штамповал, волокиты не было, каждый судья знал закон назубок. Наш “процесс века” забыли и похоронили в архивах. А очень хочется, чтобы он стал для современных судебных работников уроком, — уже напоследок сказала бывший секретарь Дзержинского районного суда.
Комментариев нет:
Отправить комментарий